"ЛОГОС" — философский журн., выходив­ший в 1910—1913 гг. при изд-ве "Мусагет" (Мо­сква) ив 1914 г. при изд-ве Товарищества М. О. Вольфа (Петербург). С самого начала его редак­торами были Гессен, Степун, Метнер, в 1911 г. к работе редакции был привлечен Яковенко, в 1913 г. — В. Э. Сеземан. "Л.” был рус. вариан­том "Международного издания по вопросам культуры", выходившем также в нем. (с 1910) и итал. (с 1914) вариантах. Инициатива его вы­пуска принадлежала кружку рус. (Гессен, Степун, Н. Бубнов) и нем. (Р. Кронер, Г. Мелис) студен­тов, учившихся в Гейдельберге. Деятельное учас­тие в организации журнала приняли Г. Риккерт и нем. издатель П. Зибек. Истоки этого начина­ния коренились в остро переживаемом кризисе европейской культуры и надежде на приход "но­вого первосвященника" вечных ценностей, спо­собного осуществить синтез распадавшегося че­ловеческого бытия. Задачи рус. издания, первый номер к-рого вышел в июне 1910 г., были оп­ределены статьей "От редакции", написанной Гессеном и Степуном. Философия рассматрива­лась ими как рациональное знание — "нежней­ший цветок научного духа" и "самостоятельный фактор культуры", определяемый в своем раз­витии лишь ей присущими законами, принципи­ально свободный от внефилософских влияний. Настаивая на автономности философии, они вместе с тем не изолировали ее от "общего куль­турного фона", а призывали опираться на содер­жательные мотивы науки, общественности, ис­кусства и религии, выросших на национальной почве, чем может быть достигнута главная зада­ча — преодоление культурного распада и ис­комый синтез, "полнота школьных, культурных и национальных мотивов". Философия будет тогда, считали они, и вполне национальной, и приобретет также сверхнациональное значение, подобно тому как в истории философские сис­темы мирового значения оставались вместе с тем глубоко национальными. Поэтому "Л." не ста­вил задачей развитие именно национальной фи­лософии и его позиция по отношению к прошло­му и настоящему состоянию рус. философии бы­ла остро критической. Авторы вступительной статьи полагали, что ее религиозное направление (славянофилы, В. С. Соловьев) и позитивистское (Михайловский) обнаруживают "отсутствие со­знания бескорыстности научного духа" и силь­ную зависимость от внефилософских мотивов жизни и культуры (политики, религии и т. д.). Уверенные в богатых философских возможнос­тях рус. культуры, они утверждали, что после "творческой выучки" у европейских учителей отечественную философию ожидает большое бу­дущее. Приобщение рус. читателя к европейской философии и, с другой стороны, расширение культурного кругозора Запада за счет знакомст­ва с рус. культурой будет плодотворным для философии, как таковой. Такая постановка зада­чи определила содержание материалов рус. изда­ния "Л.". В 8 его выпусках (из них 3 — сдвоен­ные) было помещено 62 статьи, из к-рых 28 принадлежали зарубежным, преимущественно нем., авторам. Были опубликованы по пять ста­тей Г. Риккерта и Г. Зиммеля, по одной — Э. Гуссерля, В. Виндельбанда, Б. Кроче, Н. Гарт-мала, П. Наторпа и др. Рус. авторами были Яковенко (8 статей), Степун, Г. Э. Ланц, Я. О. Лосский (по 3 статьи), Гессен (2 статьи). По одной статье дали В. Э. Сеземан, Я. Б. Струве, Франк, И. А. Ильин и др. В журнале был хорошо поставлен критико-библиографический отдел (ок. 120 рецензий как на классические философ­ские работы, так и на совр. рус. и европейскую философскую литературу). Исходной позицией для положительных построений ведущих авто­ров "Л." был критицизм, воспринятый в форме неокантианства и обогащаемый феноменологи­ческим методом Гуссерля. Важно отметить, что для ."Л." неокантианство было способом не от­рицания национальных религиозных ценностей, а строгого определения последних в системе культуры и орудием формирования и очищения философского сознания. Авторы журнала не чуждались мировоззренческой и метафизической проблематики, желая только ее научного разре­шения, не выходя за рамки познавательного опыта. Поэтому их главными темами стали вы­яснение границ между различными сферами культурной деятельности и борьба с психологиз­мом в гносеологии (Яковенко), выявление сферы иррационального и возможности включения его в рациональные построения (Степун, Гессен), оп­ределение природы непредметного познания, в к-ром нет разрыва между субъектом и объек­том, т. е. определение места и роли интуиции в процессе познания метафизической реальности. Утверждая автономию философии, авторы "Л." по-разному понимали ее содержание. Яковенко и Степун предложили собственные концепции: первый — систему плюрализма, опирающуюся на метод критико-трансцендентального интуити­визма, а второй — один из вариантов философии жизни, главной темой к-рого стала природа творческого акта. Гессен и В. Э. Сеземан на время существования журнала были, скорее, по­пуляризаторами кантианства и авторами кон­кретных разработок его отдельных проблем. По­явление "Л." вызвало резкую реакцию со сторо­ны одного из ведущих представителей рус. рели­гиозной философии, Эрна (Нечто о Логосе, рус­ской философии и научности // Московский еже­недельник. 1910. №29—32). Европейскому раци­онализму "Л. ", оцененному Эрном крайне нега­тивно как теории "среднего арифметического между разумами всех людей", он противопоста­вил философию как учение о живом разуме Бога и обвинил инициаторов журнала в незаконном использовании названия христианско-платоновского Логоса. Его выступление вызвало реакцию со стороны Франка, обвинившего Эрна в "фило­софском национализме". Франк настаивал на ра­циональной природе философского знания вооб­ще, что исключает противопоставление европей­ской и рус. философии. Он отметил также, что приписываемый Эрном только рус. мысли онтологизм наличествует и в западноевропейской философии в рамках рационализма. Материалы "Л. " сами явились примером взаимопроникно­вения спиритуализма, гегельянства, критицизма и интуитивизма. В 1925 г. издание журнала было возобновлено в Праге под ред. Гессена, Степуна и Яковенко, но в свет вышел только один номер. В редакционной статье признавалось, что старо­му изданию были присущи "черты школьничест­ва и ученичества", что "гегемония теоретичес­кого знания суживала плоскость философского спора проблемой познания одной только непо­средственно данной действительности", между тем как формы знания являются "только отрез­ком, только изначальной частью той идеальной области... которая объемлет и нравственные и эс­тетические ценности, сущности правовые и хозяйственные, религиозный опыт, — словом, всю ту "ризу Божества", которая составляет также и подлинное сверхиндивидуальное, и образую­щие индивидуальность содержания души челове­ка". Теперь философия воспринималась как "сво­еобразный духовный опыт" проникновения в сущность бытия, находящегося за границами познания. Говоря о значении "Л.", следует от­метить его просветительскую образовательную деятельность по ознакомлению рус. об-ва с но­вейшими результатами западноевропейской мысли и созданию благожелательной и заинтере­сованной атмосферы их освоения и использова­ния в собственных философских построениях. При этих обстоятельствах стало возможным применение феноменологического метода у Вы­шеславцева, И. А. Ильина, Степуна и даже фор­мирование феноменологического направления рус. мысли (Шпет, Яковенко). Вместе с тем "Л." участвовал в общем движении рус. мысли к син­тезу различных философских направлений с це­лью достижения "философского конкретизма, выраженного в стремлении философски понять и изобразить живой опыт" и "философской мета­физичности, выраженной в усилиях приблизить­ся к абсолютному Сущему" (Яковенко Б. В. Тридцать лет русской философии, 1900—1929 // Философские науки, 1991. № 10. С. 90).

Лит.: Франк С. Л. О национализме в философии // Русская мысль. 1910. № 9; Эрн В. Ф. Нечто о Логосе, русской философии и научности. По поводу журнала "ЛогосГ // Московский еженедельник. 1910. № 29—32; Яковенко Б. В. Эд. Гуссерль и русская философия // Ступени. Филос. журн. 1991. № 3; Безродный М. В. Из истории /русского неокантианства (журнал "Логос" и его редакторы) // Лица: Биографический альманах. М.; Спб., 1992. № 1; Ермичев А. А. О самоопределении философии в русском духовном ренессансе // Вестник С.-Петербургского ун-та. Сер. б. 1993. Вып. 3.

А. А. Ермичев