ЕВРАЗИЙСТВО — идейное и социально-политическое направление мысли в русском зарубежье 20-30-х гг. ХХ в. В 1921 г. в Софии вышел сб. «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев», авторами которого были Савицкий, Н. С. Трубецкой, Флоровский, Сувчинский. В разработке идеологии Е. участвовали также Н. Н. Алексеев, Г. В. Вернадский, Л. П. Карсавин и другие видные деятели русской культуры. Действовали кружки, семинары, организовывались лекции. С 1925 по 1937 г. издавалась «Евразийская хроника», где наряду с теоретическими статьями публиковались материалы о текущей жизни евразийских организаций. В 1928-1929 гг. в Париже печаталась еженедельная газета «Евразия». Основной тезис состоял в том, что Россия особая страна, органически соединившая в себе элементы Востока и Запада. Евразия (без Зап. Европы) рассматривалась как основа хозяйственной и политической жизни народов России, «месторазвитие» своеобразной русско-евразийской культуры, сфера взаимопроникновения природных и социальных связей. В значительной мере Е. опиралось на геосоциологические взгляды С. М. Соловьева, Щапова, Ключевского, Данилевского. Евразийская группа довольно быстро распалась не только в силу внешних обстоятельств (смерть кн. Трубецкого, возвращение Святополк-Мирского в СССР и др.), сколько в силу особенностей евразийского миросозерцания и организации евразийского движения. Значим отход от Е. Г. Флоровского. Главная причина заката Е. состоит в антиевропейской идеологии евразийцев, в том, что евразийское культурно-политическое миросозерцание было взращено ненавистью к порожденной Петром Великим западнической интеллигенции и к принявшимся «расхищать» Россию западным странам. Под влиянием этой антипатии к внутреннему и внешнему Западу в евразийцах выросло ощущение, что советская Россия — органическое продолжение России дореволюционной. Центральным идеологическим жестом, которым глава евразийства кн. Николай Трубецкой в своей статье «О туранском элементе в русской культуре» (Евразийский временник. Книга 4. Берлин, 1925. С. 351) попытался повернуть Россию лицом к Азии, надо считать его анализ духовного облика туранских народов, которые, по его мнению, сыграли решающую роль в создании России. «Самое объединение,— пишет он,— почти всей территории современной России под властью одного государства было впервые осуществлено не русскими царями, а туранскими монголами». В допетровской, т. е. подлинно русской культуре, евразийцы находят все основные черты туранского духа. «Пусть самое православие было воспринято не от туранцев, а от Византии, само отношение русского человека к православной вере и та роль, которую эта вера играла в русской жизни, были в определенной части основаны на туранской психологии». Считая русскую революцию порождением романо-германского ига, Трубецкой приходит к заключению, «что татарское иго было вовсе не так уж плохо».

Любопытно, что взгляды некоторых враждебных России французских ученых весьма близки взглядам русских патриотов-евразийцев. Как Трубецкой, так и Мартен придерживаются того мнения, что духовный образ России в значительной степени определен еще живым в нем туранским наследием. Злая по тону характеристика православия, данная католическим шовинистом А. Масси, во многом совпадает с пониманием православия у Трубецкого. И Масси, и Трубецкой считают характерным для православия отрицательное отношение к рационалистическому богословствованию, преобладание подсознательной философской системы. Разница между французами и евразийцами заключается, таким образом, не столько в разном понимании России, сколько в разной оценке ее образа. Рисуя Россию как члена азиатского культурного типа, французы стремились к ее унижению. Евразийцы же, связывая Россию с Азией, руководствовались желанием ее возвеличения над разлагающейся Европой.

Все, что имеет смысл признать верным в евразийской концепции, было высказано задолго до евразийцев, прежде всего Владимиром Соловьевым и Достоевским. Тому, что русскому православию чуждо рационалистическое богословствование, учил еще Хомяков, для которого христианство было не столько учением, сколько даруемым Церковью опытом нерасторжимого единства истины, свободы и любви. Верно и то, что для русской духовности характерно начало целостности, то «положительное», т. е. религиозно укорененное «всеединство», на котором построены все учение В. Соловьева и его критика господствующих на Западе «отвлеченных начал». Верно отмечено Трубецким нежелание русско-туранского духа отделять «свою веру от своего быта», что в терминологии позитивиста Михайловского значит отделять правду-истину от правды-справедливости. Весьма сомнительной в идеологии евразийцев представляется тенденция туранизации России и резкое критическое отношение к Петровской эпохе, породившей неоспоримый расцвет русской культуры: от Ломоносова и Пушкина до Толстого и Достоевского.

Против евразийцев было написано достаточно много. Можно указать на работы известного знатока России, многолетнего председателя Восточноевропейского общества профессора Отто Гетча, который в своей «Истории России» утверждает, что «по своим корням и по своему изначальному развитию Россия, сумевшая преодолеть и ассимилировать разные племена, представляет собою младшую сестру индогерманской семьи европейских народов».

Евразийцы надеялись мирным путем, через сознание народных масс, внедрить модель социально-политического устройства России-Евразии, которая предполагала сохранение некоторых форм организации общественной жизни, утвердившихся в СССР в 20-30-х гг. Намечалось, например, сохранить советскую систему государственного устройства с сильной властью, как полагали теоретики Е., близко стоящей к народу. Выдвигаемый из народа путем специального отбора правящий слой должен был руководить действиями масс на основе общего мировоззрения — евразийской идеи. Поэтому будущее евразийское государство характеризовалось как идеократическое. В экономике предполагалось обеспечить гармоническое сочетание частной и государственной форм собственности. В духовной жизни особая роль отводилась православию, в расчете на его способность интегрировать и даже ассимилировать существующие на территории Евразии вероисповедания. Неудивительно, что крайний этатизм евразийской доктрины, утверждение в ней примата коллектива над личностью, идеологический диктат, вытекавший из концепции идеократии, подверглись резкой критике в эмигрантских кругах. В кон. 20-х гг. произошел раскол движения. Под руководством Эфрона и Святополка-Мирского вокруг газ. «Евразия» образовалось левое крыло, открыто симпатизировавшее сталинскому режиму. Ряд видных идеологов Е., среди которых был Трубецкой, порвали с ним связи. С сер. 30-х гг. Е. как организованное движение прекратило существование. Претензии евразийцев повлиять на сталинский режим «изнутри» обнаружили свою утопичность. Евразийское учение не исчезло бесследно. В последние годы наблюдается рост интереса к Е.

Лит.: Бердяев Н. А. Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев. 1921; Бердяев Н. А. Евразийцы // Евразийский временник. Берлин, 1925. Кн. 4; // Путь. 1925. № 7. С. 101-107; Бердяев Н. А. Утопический этатизм евразийцев // Путь. 1928. № 8; Трубецкой Н. С. Европа и человечество // Евразийский временник. Берлин, 1925. Кн. 4 (отправная историософская идея евразийства). Евразийцы выпускали ряд периодических изданий, в т. ч.: «Евразийский временник» (три книги, изданные в Берлине в 1923, 1925 и 1927 гг.) и близкий евразийству журнал «Версты» (вышедший тремя номерами в Париже в 1926-1928 гг.). Флоровский Г. Евразийский соблазн // Современные записки. Париж, 1928. № 34. С. 312-346; Евразийский соблазн // Из прошлого русской мысли. М.: Аграф, 1998; Новикова Л., Сиземская И. Политическая программа евразийцев — реальность или утопия? // Общественные науки и современность. 1992. № I. С. 104-109; Люкс Л. Евразийство // Вопросы философии. 1993. № 6. С. 105-114.