ЛЕОНТЬЕВ Константин Николаевич (1831-1891) – православный мыслитель и публицист, ставший ярким явлением отечественной интеллектуальной культуры по оригинальности, глубине, пророческой дальновидности своего ума и внутренней свободе своей личности. Л. родился в с. Кудиново Калужской губернии в семье помещика. На воспитание Л. огромное влияние оказала мать – Феодосия Петровна, умная, строгая, возвышенно настроенная женщина. До замужества она была приближенной ко двору любимицей императрицы, хорошо знала жизнь семьи Николая Первого и отличалась монархическими убеждениями. Однажды родительница взяла Костю в Оптину пустынь, неподалеку от которой находилось село Кудиново, и Оптина произвела на мальчика неизгладимое впечатление. После окончания Калужской гимназии Л. поступил на медицинский факультет Московского университета. Вместе с изучением медицины, он занялся литературным творчеством, которое нашло высокую оценку и моральную поддержку со стороны И.С.Тургенева. В студенческий период будущий православный мыслитель, несмотря на материнское воспитание, увлекся материалистическими и либеральными идеями. После окончания университета в 1854 г., Л. отбыл на Крымскую войну в качестве военного лекаря. Затем он весьма успешно служил на дипломатическом поприще в Турции и на Балканах. Однажды, правда, он ударил хлыстом французского консула на о.Крите за оскорбление России, но так как начальство ценило Л., то ограничилось его переводом с Крита в Андрианополь. К этому времени мыслитель пережил решительный внутренний переворот, приведший к полному разрыву с либеральными идеями и крайне отрицательному восприятию буржуазного Запада.

В начале 1870-х гг. в душе Л. усиливаются религиозные настроения. Смерть матери и собственное хроническое нездоровье порождают тоску и желание стать иноком. В 1871 г. он заболевает тяжелой желудочной болезнью, особенно мучившей его по ночам. Он ужасно боится ночного времени, запирается в темной комнате, чтобы не различать времени суток, и готовится к смерти. Доведенный до крайности не проходящим недугом, Л. падает на колени перед образом Богородицы и страстно молится Божией Матери, обещая в случае исцеления уйти в монастырь. Через два часа после горячей молитвы больной начал выздоравливать и вскоре его болезнь прошла полностью. Столь чудесное исцеление стало важным событием в жизни мыслителя, который отныне стал относиться к своему земному существованию с большой религиозной ответственностью. Л. отправился на Афон и попросил у старцев благословения на тайный постриг в монахи, но старцы отсоветовали, зная его страстный характер.

В 1873 г. Л. ушел с дипломатической службы и в 1879 г. получил место цензора в Московском цензурном комитете. В этот период Л. посвящает себя развитию ряда ранее зародившихся ключевых идей своего миросозерцания. Он переоценивает все устоявшиеся воззрения русской интеллигенции, становится оригинальным философом культуры и политическим мыслителем, который вырабатывает собственный взгляд на все основные проблемы культурно-исторической жизни. Его исходная интуиция определяется признанием самоценности многосложного культурного разнообразия и отрицанием унылой однотипности культурной жизни. Развитие человеческих обществ, согласно концепции Л., идет от первичной простоты к цветущей сложности и от нее к вторичному смесительному упрощению. При этом общество должно стремиться как можно дольше сохранять многообразие культурного бытия, препятствуя разрушению своей творческой самобытности и унификации культурно-исторического мира. Перспективу создания единого космополитического государства в планетарных масштабах мыслитель считает ужасающей в том смысле, что она означает погибель всего многокультурного и многонационального Сада Божия на земле, прекращение собственно исторического творчества, и по существу оказывается равнозначной наступлению царства антихриста. Реальную угрозу многоцветию национально-самобытных цивилизаций мыслитель видит со сторон буржуазного Запада, распространяющего идеи своекорыстного индивидуализма, суетливой свободы, материалистического миропорядка, социальной однородности и культурной одинаковости. Корневым умонастроением, способствующим разложению всех национальных и религиозных традиций, Л. считает либерализм, поскольку он объявляет священным своеволие любого отдельного индивидуума, делая индивидуальный произвол самоценным и возвышая над авторитетом Откровения, преданиями Церкви и Отечества. Либерально понимаемая, самодовлеющая свобода личности, указывает мыслитель, есть свобода в однообразии, то есть распад, разложение, разрушение всякого рода органических народных культур.

Рассуждения о гуманности, всечеловеческом счастье, братстве и равноправии, прикрывающие требования всеобщей и безусловной свободы от традиционных авторитетов, на взгляд Л., есть злостная провокация, разнуздывающая самые низкие страсти в человеческой душе. Ибо слишком свободный человек, в силу общего человеческого несовершенства, склонен к духовному нисхождению, занижению уровня своих идеалов, разрушению всех нравственных препятствий на пути удовлетворения эгоистических потребностей. В свободных условиях люди легко освобождают свои низшие стремления от контроля высших, идеальных начал, так что либеральное государство, понижая требовательность к внутренним качествам личности, способствует разложению духовности, самобытности человеческих характеров, вырождению человеческого существа. Должна быть мера нравственной мягкотелости во всяком обществе, замечает Л., при превышении которой общество неминуемо разлагается. Избыток мягкости, терпимости и свободы расценивается им как признак старения, одряхления цивилизации, сопутствующий выравниванию культурных форм и человеческих типов. Либеральный процесс противоречит процессу развития, делает вывод мыслитель. «Гибнущее становится и однообразнее внутренно, и ближе к окружающему миру, и сходнее с родственными, близкими ему явлениями (т.е. свободнее)» (Восток, Россия и славянство. Т. 1. С.139). Ввиду неприятия политической свободы, Л. критически относился к ранним славянофилам. В их воззрениях он обнаруживал некоторый либерализм, преклонение перед народом и стремление к мечтательному равенству сословий. Л. был чужд народничеству и племенному национализму, полагая, в частности, что славяно-русская этническая стихия слишком мягка и слаба, чтобы можно было ей вполне доверять и ею умиляться. Метафизическим условием бытия Л. считал самодержавие духовной формы над материей, а потому и в области социально-исторической он постоянно подчеркивал особо важную роль универсальных религиозных традиций. Так условием здорового существования России Л. считал «византинизм», понимаемый как унаследованный от Византии суровый православно-самодержавный мировоззренческий комплекс, чуждый либерально-гуманистическим идеям личных прав, социального равенства и земного счастья. У славянофилов русский «византинист» находил примесь либеральных и демократических представлений. Выступая за монархию против демократического индивидуализма, против всеобщей подачи голосов, славянофилы, подчеркивал мыслитель, были в то же время за бессословность, за политическое смешение высших классов с низшими. И в этом они бессознательно проявляли свою зависимость от либерально-уравнительного духа времени. Резкую критику либеральных моментов в раннем славянофильстве Л. обосновывал как мировоззренческо-теоретическими соображениями, так и наблюдениями чисто практического свойства.

В мировоззренческо-теоретическом смысле он подчеркивал то, что удержание христианского общества на почве изначальной религиозной традиции от сползания к царству антихриста невозможно осуществлять в республиканских политических формах. Республика неизбежно, через расширение прав и свобод, ведет к безбожию, потаканию человеческим слабостям, к отрицанию всего, что внешне укрепляет людей в верности традиционным ценностям. Для задержания народов на пути антихристианского прогресса, для отдаления срока пришествия антихриста необходима сильная царская власть. Крепкой же монархической государственности нужны прочные сословия и не «общенародное единение», а социальное разнообразие, организованное в единстве ( См.: Цветущая сложность. С.295). Эти концептуальные соображения Л. дополнял выразительными ссылками на опыт новейшего социального развития России. Мыслитель указывал, что вера ранних славянофилов в спонтанную силу национальной самобытности, якобы глубоко присущей простому народу и способной свободно проявить себя, при упразднении внешних ограничений народной жизни, в истинно христианском духе, является чрезмерно идеалистической. Такого рода убежденность, по мнению Л., не подтверждается жизнью и несет разочарование самим идеалистам. Подчеркивая огромную скрепляющую ценность многовековых форм церковной и государственной жизни для самосохранения русского народа, мыслитель возлагал на русский народ большие исторические задачи.

Считая несоответствующей его величию мещанскую идею земного благоустройства, полагая, что чисто националистические цели узки для русской души, Л. видел культурно-историческую миссию России в создании многосложной Славяно-Восточной цивилизации, призванной заменить собой цивилизацию Романо-Германскую. Предчувствуя близкое падение Османской империи, он считал, что Россия должна овладеть своим законным наследством – землями былой Византии – и, утвердившись на Босфоре, объединить под своей властью целый рад славянских и неславянских народов. Ставшая главой Великого Восточного Союза со столицей в Константинополе и перенесшая свою имперско-государственную столицу в Киев, Россия мыслилась Л. новой культурной силой мировой истории. Силой, способной дать истории новый творческий импульс и прийти на смену западноевропейской цивилизации. Идея Л. об освобождении от турок Царьграда – колыбели византинизма, об основании нового, культурно многоцветного, многонародного Восточного мира была в значительной мере не политической, а культурно-эстетической и романтической мечтой. Она овладела воображением мыслителя под непосредственным влиянием книги Николая Яковлевича Данилевского «Россия и Европа», появившейся в 1871 г. Как и Данилевский, Л. считал, что осуществлению великой будущности России угрожает безнациональность сознания высших классов русского общества, пошлый космополитизм значительной части интеллигенции.

При всех консервативных и даже реакционных воззрениях Л., его весьма рискованно зачислять только в «правый» лагерь русской общественной мысли. По православно-национальному существу своего мировоззрения Л., конечно, являлся «правым», однако он был таким глубоко мыслящим и дальновидным «правым», который хорошо видел некоторую правоту «левых» идей, и потому относился к последним с явным сочувствием. Ненавидя заземленную буржуазную цивилизацию, восторжествовавшую в Европе и распространяющуюся по русской земле, Л. был готов приветствовать социалистическую идею. Он считал. что перед Россией лежат три возможных пути: 1). Путь создания своей православной цивилизации, 2). Путь окончательного подчинения Западу, 3). Путь использования революционного социалистического движения, для борьбы против буржуазной культуры Европы. «...Я того мнения, – писал в последние годы жизни Л.,– что социализм в XX - XXI веке начнет на почве государственно-экономической играть ту роль, которую играло Христианство на почве религиозно-государственной тогда, когда оно начинало торжествовать. Теперь социализм еще находится в периоде мучеников и первых общин, там и сям разбросанных. Найдется и для него свой Константин... Указывал, но хочу доказать, что, в сущности, либерализм есть, несомненно, разрушение, а социализм может стать и созиданием» ( Россия перед вторым пришествием. С. 48-49). Л. допускал мысль о возглавлении русским царем социалистического движения. «Хорошо – кабы так; иногда я думаю.., – признавался Л., что какой-нибудь русский Царь, – быть может, и недалекого будущего, – станет во главе социалистического движения ( как св. Константин стал во главе религиозного... ) и организует его так, как Константин способствовал организации Христианства, вступивши первый на путь Вселенских Соборов» (Там же. С.51).

В силу отмеченной неоднозначности своих воззрений, Л. остался чужим как для левых, так и для правых кругов. Мало кем понятый, всех возмущающий нетривиальным своим подходом к жизни, политике, культуре, он был весьма одинок, получив любовь и уважение лишь со стороны небольшого кружка молодежи, собравшегося вокруг непризнанного гения в последние годы его существования на земле. Вопреки своим суровым политическим убеждениям, несмотря на многочисленные, изнурительные болезни, которыми он буквально мучился всю жизнь, Л. являл собой очень отзывчивого, доброго, душевного, дружелюбного к миру человека. Он был, конечно, настоящим русским барином, в смысле капризности своих бытовых привычек, но человеколюбие и бессребряничество его вызывали удивление. Судя по воспоминаниям людей, хорошо знавших его, Л. кормил изрядное количество нахлебников, постоянно помогал деньгами и связями провинциалам, женил своих слуг, мучился и волновался за ближних.

 Великий русский мыслитель всю свою жизнь тянулся к монастырю, но страстный характер и обязанности перед находящимися на содержании родственниками мешали ему порвать с миром. За четыре года до смерти он ушел на пенсию и поселился у ограды Оптиной пустыни. Оптинский период стал самым плодотворным и спокойным для Л. Он принялся изучать социалистическую литературу, читал Маркса, Лассаля, Луи Блана, Прудона, размышлял о будущем монархическом социализме. В 1890 г. мыслитель встретился с Л.Н.Толстым. Два часа длился энергичный спор о вере, после чего Л. сказал, что Толстого нужно сослать в Томск без семьи и без права посещения, поскольку он распространяет вредное для России учение. Толстой ответил, что быть сосланным его мечта, а то все ему с рук сходит. В последствии он называл Л. «разбивателем зеркал» и говорил, что любит таких людей. 23 августа 1891 года Л. наконец-то принял тайный постриг от старца Амвросия, с именем Климента. Старец посоветовал вновь постриженному иноку переселиться в Троицко-Сергиеву лавру, сказав в напутствие слова, показавшиеся странными Л.: «скоро мы с тобой увидимся». Старец Амвросий скончался 10 октября 1891 г., а 12 ноября того же года последовал за ним его постриженник о. Климент. Он умер от воспаления легких.

Соч.: Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. Сборник статей. Т. 1, 2.-М., 1885-1886; Национальная политика как орудие всемирной революции. - М,, 1889; Цветущая сложность. Избранные статьи. – М., 1992; Записки отшельника (Публицистические и философские статьи).– М.: Русск. кн., 1992; Россия перед вторым пришествием. Материалы к очерку русской эсхатологии Издание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1993. С.47-51.

Лит.: Памяти К.Н.Леонтьева. Сборник.- СПб., 1911. Розанов В.В. Поздние фазы славянофильства. Неузнанный феномен // Сочинения. – М., 1990; Корольков А.А. Творчество Константина Леонтьева.– СПб., 1991; К.Леонтьев, наш современник.– СПб., 1993; К.Леонтьев: Pro еd contra: Личность и творчество К.Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей, 1891–1917 гг.: Антология. В 2 кн. – СПб.: Изд-во Русского Христианского гуманитарного института, 1995; Долгов К.М. Восхождение на Афон: Жизнь и миросозерцание К.Леонтьева.– М.: Раритет, 1997.

Ю.Ю.Булычев