|
|
Персоналии Борисов-МусатовБорисов-Мусатов Виктор Эльпидофорович (1870—1905) — русский художник-символист. Несмотря на очевидное влияние на его творчество ряда французских художников и известную близость между произведениями Б.-М. и Мориса Дени, он создал свой очень своеобразный, легко отличимый от любого другого художественный мир. В этом мире нет никакого следа религиозных исканий, художник никогда не обращался к христианской тематике и все же его живопись представляет большой интерес с позиций «метафизических». В ней предъявлен мир, который далеко не исчерпывается видимой действительностью, она таинственна и предвосхищает миры иные. Поэтому многие картины художника мистичны, но не мистикой какой-то глубокой, грозно надвигающейся и форсированно заявляющей себя тайны. Скорее Б.-М. в своей живописи тяготеет к созданию мира, увиденного сквозь дымку грезы, фантазии, завороженности. Его влечет реальность как будто вполне узнаваемая и все же существующая в каком-то другом бытийственном измерении. Именно за счет его таинственности и в то же время предчувствии им еще какой-то тайны. Для живописи Б.-М. очень характерно преимущественное изображение женщин и женского мира. По существу это мир вечной женственности, мир софийный. Он замкнут на себя и не нуждается в мужском начале. Это становится очевидным при обращении к первым картинам художника, в которых отчетливо выразилась его творческая индивидуальность. В «Автопортрете с сестрой» (1898) со всей определенность дает о себе знать неуместность пребывания мужчины рядом с такой женщиной. Погруженной в себя и томящейся тем, что никакого отношения к мужчине не имеет. Та же линия дает о себе знать в «Осеннем мотиве» (1899) массивной угловатостью кавалера, сидящего напротив дамы в воздушном платье. По сравнению с его грубоватой плотностью вся она эфирна и солнечна. С таким кавалером такой даме не встретиться. Изображения женщин у Б.-М. тем и поражают, что они у него не самодостаточны, но устремлены куда-то туда, куда сильному полу путь заказан. С особой очевидностью это выражено в картинах «Дама у гобелена» (1903) и «В парке» (1901—1903). На каждой из картин женщины, а у художника они всегда дамы, глубоко погружены во что-то свое и нам совершенно недоступное. Они, как обыкновенно у Б.-М., томятся в отрешенности от гармонизирующего с ними мира и этой отрешенностью становящиеся окончательно неотмирными или принадлежащими своему исключительно женскому миру. Этот мир как чисто женский, как мир вечной женственности и софийности окончательно довершается Б.-М. в его многофигурных композициях. Одна из самых известных среди них представлена в картине «Водоем» (1902). На ней опять-таки изображены женщины мечтательно-завороженные и неотмирные. Они не более плотны и вещественны, чем отраженные в озере облака и деревья и само это озеро. То, что женщин двое, не создает эффекта взаимозамечания, чего, казалось бы, следовало ожидать. Напротив, их нечто единит, они принадлежат одной реальности. Возможно, женщины оттуда и здесь, в нашем мире, не могут оторваться от своей нездешней родины. Особенно примечательно, что и этот мир устремлен к миру иному, несет на себе его печать. Со всей очевидностью это возможно в «Изумрудном ожерелье» (1903—1904). Эта картина образует собой единый замкнутый на себя мир. В нем дамы, с их одеждами, цветы, листья деревьев вторят друг другу таким образом, что томление отходит на задний план. Теперь перед нами женское царство, где соцарствует шесть дам, каждая из которых разыгрывает свою вариацию на одну и ту же тему. Нам, зрителям, в это царство не войти, нам дано не более, чем почувствовать всю его прелесть и очарование. Мы здесь лишние, хотя нам милостиво позволяется издалека всматриваться в недоступное и неуловимое. Написанная несколько ранее «Изумрудного ожерелья» «Дама в голубом» (1902) — картина, которую можно истолковать как изображение одной из цариц женского царства, Вечной Женственности — Софии в ее обращенности на себя. Обращенность эта есть все та же греза. И грезит Вечная Женственность о том мире, который ее окружает. Она и есть этот мир в его последней существенности. Ее греза его еще и порождает. Приходится сожалеть, что последние работы Б.-М. — это эскизы панно. Но и в таком виде они обещают очень многое. В своей довершенности эскизы несомненно стали бы вершиной творчества так рано ушедшего из жизни художника. Каждый из эскизов посвящен определенному времени года. Все вместе они не просто образуют мир вечной женственности в его различных вариантах и с различной нюансировкой. Это мир какой-то особой легкости, воздушности, изящества, в его насельниках меньше томления и больше живости. Он откровенно праздничный, даже и в своем осеннем варианте. В этих эскизах, кажется, наконец, начинает осуществляться мир грезы и фантазии, преобразуясь в осуществившуюся реальность женского царства. Эта поздняя линия в творчестве художника не прерывается даже в его последнем произведении — акварели «Реквием» (1905). Ее создание связано со смертью близкого друга Б.-М. Надежды Станюкович. Акварель — это действительно реквием по умершей. Весь он пронизан грустью и печалью. Но и они не разрушают гармонии целого. Она не только в и уж тем более не за счет частей-образов каждой из восьми изображенных женщин. Каждая из них несет в себе целое, а оно есть светлая печаль. Ее свет смерть преодолевает, не она есть последняя истина женского царства даже в «Реквиеме». Конечно, мир живописи Б.-М. не религиозный и не христианский в привычном смысле слова. Но он и не секулярен, не обезбожен, не утверждает себя на чисто человеческих или природных началах. Теги: художники, живопись Дисциплина: Культурология Авторы: Сапронов П. А. |