|
|
Персоналии Ге Н. Н.Ге Николай Николаевич (1831—1894) — русский художник, в творчестве которого значительное место занимают картины на темы Св. Истории. Уже в 1854 г. Г. создает картину «Суд царя Соломона» ничем не примечательное и не привлекшее к себе внимание произведение. Однако за полотно «Аэдорская волшебница вызывает тень Самуила» (1856) Академия художеств присудила Г. большую золотую медаль. Несмотря на различие в отношении Академии и публики к каждой из картин, они одинаково находятся в пределах расхожего академизма. В первом случае в его классицистском, во втором же — романтическом варианте. Несомненно также подражание Г. К. И. Брюллову. Гораздо более самостоятелен художник в «Тайной вечере», произведении, созданном в 1863 году. Здесь ощутимо освоение опыта Караваджо и караваджистов. Но это уже не подражание, а попытка по-своему увидеть Тайную вечерю. На передний план в ней для Г. выходит тревога и озабоченность Иисуса Христа, как будто удрученного предстоящим предательством. Вряд ли можно утверждать, что художнику удалось передать по-своему трактуемый эпизод из Евангелий. Скорее у него изображено только человеческое: учитель с верными учениками в момент осознания измены учителю одного из них. Самый радикальный поворот в живописи на религиозные темы у Г. происходит только в конце его творческого пути. Картины, созданные в этот период, объединяет мотив смерти Иисуса Христа: неизбежно надвигающейся, готовой вот-вот наступить и наступающей. И если в картинах «Христос и Никодим» (ок. 1889), «Что есть истина? Христос и Пилат» (1890) Спаситель предстает как человек идеи, некоторое подобие революционера, непреклонного в своей решимости и вместе с тем беспомощного, может быть, жалкого в своей взъерошенности, то чуть позднее на смерти Христа всецело приковывает внимание художника. По передаче ее непреодолимого ужаса и невместимости в человеческое сознание Г. обнаруживает некоторую близость к М. Грюневальду, его Христу Изенгеймского Алтаря. Но у Г. испустившего дух Христа окружает зловещая тьма, она все же не исключает пребывание в ней молчащего Бога. Применительно к картинам Г. говорить о богоприсутствии не приходится ни в каком отношении. «Голгофа» (1893) предъявляет нам по-разному выраженное отчаяние Христа и разбойников. Христос, правда, сохраняет (возможно, молитвенную) сосредоточенность. Он все же готов претерпеть смерть, не растворившись в ней распадом души. Иное дело «Распятие» (1894). На этом полотне мы видим застывшего в ужасе разбойника и Христа в момент свершившейся агонии. Он также «безобразен», как и разбойники. Но есть и разница. Христос обращен лицом к небу. Он претерпел до конца. Смерть забрала его. Так неужели «Воскресенья не будет»? Как знать, такие сверхъестественные ужас и безобразие смерти могут обернуться таким же сверхъестественным Воскресением. В отношении «Голгофы» Г. — это даже не надежда, а сверхупование. Важно, что право на него художник зрителю оставляет. Глубже всего Г. вгляделся в подступающую смерть в своем эскизе «Христос и разбойник». На нем представлено общение в смерти двух людей, которых она уже осенила и не отпустит. Смерть уже коснулась Христа и разбойника. И все же они вместе. Здесь не «каждый умирает в одиночку», но это и не любовь, потому что любовь — это жизнь. Смерти с таким не совладать. Какая-то тайна в этом есть. Тайна — значит надежда. Опять-таки, там, где очевидным образом надеяться уже не на что. Такого изображения Распятия и смерти Спасителя в мировой живописи не было ни до, ни после Г. Он несоизмеримо глубок и заставляет задуматься не только об ужасе смерти, но и о чуде Воскресения. Воскресает умерший, а не заснувший. Воскресение — это не возрождение. Оно действительно невместимое в разум даже в намеке чудо. Картины Г. свидетельствуют об этом от обратного. Они способны подорвать веру, но и сделать ее знающей и понимающей, во что верит христианин. Теги: художники, живопись Дисциплина: Культурология Авторы: Сапронов П. А. |