Фридрих Каспар Давид (1774-1840) – немецкий художник, крупнейший представитель немецкого романтизма в живописи. Безусловно господствовшие в его творчестве романтические мотивы не исключали обращения к христианской тематике, когда христианство истолковывалось на романтический лад. Наиболее откровенно эта линия выражена в картине «Крест в горах» (Теченский алтарь (1808-1809)). По своему прямому предназначению она действительно представляла собой алтарное изображение в замковой капелле. Однако с христианством, будь это католицизм или протестантизм картина не имеет ничего общего даже с формальной стороны, хотя на ней представлено Распятие. Крест с Распятым расположен на каменистой горе, в окружении тянущихся к небу елей. Из-за горы поднимается солнце, дающее о себе знать своими первыми лучами. Впрочем, их можно принять и за знаки заходящего солнца. В любом случае на фоне первозданной мощи природы крест с Распятым выглядит как нечто хрупкое и несопоставимое по своим масштабам с окружающей природой. И не то чтобы распятие умалено своей тонкостью и хрупкостью по сравнению со своим окружением. Дело здесь во включенности распятия в природное целое. Оно всеобъемлюще, довлеет себе, в нем последняя глубина и существенность мироздания. Распятие же являет собой не более чем знак свершающегося природного ритма. Как природа неустанно движется от восхода до заката и опять устремляется к восходу, так и Распятие – это одновременно и смерть Распятого на кресте и его последующее возрождение. Разумеется, ни о каком преображении мира, его устремленности к спасению здесь речи идти не может. Распятие в горах – это свидетельство вечного возвращения одного и того же в пределах природного, он же и божественный, Промысла.

Вообще говоря, для Ф. как чистопородного романтика в высшей степени характерно сближение и отождествление природы с сакральной реальностью. В том числе и через сопоставление на его картинах христианских реалий с естественно-природными. Одной из лучших его картин в подобном духе является «Зимний пейзаж с церковью» (1811). И на этот раз на ней изображено распятие. Теперь оно крошечное по сравнению с обрамляющей его огромной елью. На картине едва можно разглядеть совсем уж незаметную фигуру молящегося бедолаги-инвалида, неизвестно как добравшегося до распятия в суровую зимнюю пору. И почему-то добрел он именно до распятия в окружении елей, а не проступающего сквозь туман собора. Между тем в том, как изобразил собор и ель художник, явно читается их сближенность по своим контурам. И, наверное, все-таки первичной из них двоих должна быть признана ель. Ей совсем не случайно отведен первый план. Она есть подлинный храм природы, концентрированное выражение ее божественности. Это некоторое подобие Мирового Дерева, а оно, как известно «вечно зеленеет» в прямом подобие фридриховский ели. Храм же он сегодня есть, а завтра от него в лучшем случае останутся одни развалины.

К их изображению художник обращался неоднократно. И, надо признать, они удавались ему несравненно лучше, чем изображение собственно храмов. В развалинах, по Ф., явно ощутима их сближенность с природой. Они как вчерашние храмы как будто возвращаются в ее материнское лоно и в то же время гораздо полнее и законченней выражают собой божественность природы, вмещающей в себя и превосходящей любые человеческие усилия обрести Бога в созидаемом ими храме (см. Аббатство в Эйхвальде, 1810).

Романтическое видение природы Ф. как сакральной реальности вовсе не обязательно предполагает наличие в его картинах соответствующих знаков сакрального. Более того, выявляя свою божественность, как правило, природа говорит сама за себя. Для этого художник не нуждается в специальных намеках и подсказках. Одним из примеров сказанному может служить, написанная в 1813-1814 году картина «Охотник в лесу». На ней изображен, правда, офицер в форме драгуна или кирасира. Явно он только что забрел в лес и весь его облик сохраняет в себе черты принадлежности к человеческому миру и оторванности от природы. Представая перед кавалерийским офицером как могучий еловый лес, она явно озадачивает и сбивает с толку офицера. В лесе дает о себе знать сумрачное величие, своя глубокая внутренняя жизнь, недоступная «охотнику». Таковая природа не впускает его в себя. Ему здесь делать нечего и это сам «охотник» не может не сознавать. В его обращенной к зрителю фигуре сквозит осознание своей неуместности перед лицом природы. Она могла бы стать для офицера храмом, но для этого ему пришлось бы совлечь с себя всю свою наносную «культуру». Вряд ли он готов к этому. Остается раздумье и растерянность.

По-своему они не чужды и персонажам другой картины Фридриха «Двое мужчин, созерцающих луну» (1819). В отличие от «охотника» они забрались в горы специально для наблюдения за луной. Дело здесь, разумеется, не в луне как таковой. В соответствии с романтизмом по части близости к таинственному и сокровенному существу природы горы первенствуют над освоенным человеком пространством, ночь над днем, луна над солнцем. Это прекрасно известно двум почтенного вида господам, изображенным на картине, ведь они сами романтики. Они знают, зачем пришли и что должны получить от созерцания луны. Но при этом нельзя не обратить внимание на нелепость присутствия двух друзей в лунную ночь в горах. С их одеянием, осанкой, жестами им в самую пору было бы прогуливаться по своему городу, а еще лучше покоиться в постели. Но вот ведь влечет их в горы. Конечно, картина Ф. самым откровенным образом иронична. Правда, его ирония распространяется исключительно на романтиков. Своим неуместным пребыванием в горах они не только не колеблют благоговейного отношения к природе, а скорее подчеркивают его. Природа у Ф. остается таинственной и величественной. Ее довлеющая себе полнота такова, что, увиденная романтически, романтиков она как раз в себя и не впускает. Этим благоговейное восприятие природы только подчеркивается, это по сути нечто подобное самоочищению романтизма в своем благоговейном отношении к природе. По истине, она святыня, не допускающая прикосновения к ней даже своих жрецов.

Если картина «Двое мужчин созерцающих луну» явно не чужда гротеску, то в целом он не характерен для творчества художника. Им многообразно разрабатывался сюжет соприкосновения человека с природой и вовсе не обязательно его присутствие в природным окружением становилось неуместным или излишним. Однако в картинах Ф. неизменно сохраняется мотив неизмеримого превосходства природы над человеком. Она может быть расположена по отношению к человеку умиротворенно и даже дружески и все равно главного это меняет: не в человеке, а в природе находится средоточие всего сущего, именно она обладает неисследимой глубиной и существенностью. Отсюда, между прочим, часто повторяющееся у Ф. расположение фигур спиной к зрителю. Человеку предъявить себе подобным особенно нечего. Людям в пору только благоговейно вглядываться в природу. К этому художник и призывает в таких лучших своих картинах как «На парусном корабле» (1820), «Закат луны на море» (1832), «Закат солнца (Братья)» (ок. 1835) и ряде других.

Отдавая должное этим картинам нужно отметить, что природа в живописи Ф. предстает еще и в своем грозном величии, лишенном всякой благостности. Как, например, в картине «Северное море» (1823-1824). Весь ее передний план и большую часть полотна занимает нагромождение ледяных глыб. Слой за слоем они устремляются в сумрачное небо. Это природа как буйство и хаос, она как будто дает выход таящейся до поры до времени в ней энергии. И в этот момент человеку лучше с природой не соприкасаться. Чему лишним свидетельством уже почти раздавленный корабль, который через мгновение скроется в пучине под ледяными глыбами. Он столкнулся с природой в дурную минуту и расплата с ним и его экипажем будет по полному счету. Состоится некоторое подобие гнева и мести людям за то, что они осмелились нарушить положенную им природой меру. Конечно, это только подобие поскольку губит людей природа вовсе не замечая, не принимая их в расчет. Она есть божество по отношению к которому подобает и своего рода «страх божий» как это и положено в отношении божества.

Литература:

1.            Каспар Давид Фридрих. Альбом. М., 2002.

2.            Каспар Давид Фридрих и романтическая живопись его времени: Каталог временной выставки (Государственный Эрмитаж). Л., 1974.