«ПРАВОСЛАВНОЕ ИСПОВЕДАНИЕ» ПЕТРА МОГИЛЫ (полное название «Православное исповедание веры Апостольския Кафолическия Восточныя Церкви») — первый славянский катехизис. Составлен первоначально на латинском языке Киевским митрополитом Петром Могилой и его ближайшими сотрудниками: Исаией Козловским и Сильвестром Коссовым, одобрен в 1640 г. на Соборе в Киеве, созванном Петром Могилой. «П. И.» было послано на утверждение Константинопольскому патриарху Парфению и передано последним на рассмотрение Поместному собору в Яссах в 1641-1642 гг. Там латинский текст был переведен на греческий разговорный язык ученым-богословом Мелетием Сиригом, который в процессе перевода отредактировал текст, убрал или изменил наиболее очевидные следы латинского влияния (суждения о времени преложения Св. Даров, о чистилище и т. д.). Переделка эта была выполнена, однако, очень поспешно, да и сам Мелетий Сириг, хотя и был убежденным противником Римо-Католической церкви, находился, как воспитанник Падуанского университета, под влиянием латинского богословия. Это греческое «Православное исповедание», даже в исправленном виде, остается наиболее «латиномудрствующим» текстом из символических памятников XVII в. В переработанном виде оно было одобрено в Константинополе патриаршим письмом от 11 марта 1643 г., подписанным четырьмя восточными патриархами и 22 архиереями. Митр. Петр Могила не согласился с внесенными в текст изменениями и отказался признать и опубликовать присланное ему исправленное «Православное исповедание». Вместо него он опубликовал в 1645 г. свой «Малый Катехизис», где вновь возвратился к латинским формулировкам. «П. И.» оставалось в Русской церкви неизвестным вплоть до 1696 г., когда при патриархе Адриане оно было переведено в Москве с греческого на церковнославянский язык.

Во всех спорных вопросах, разделяющих православных с римо-католиками (Filioque, папский примат и т. д.) или с протестантами (почитание свв. икон и мощей, призывание святых, таинства и т. д.), «П. И.» придерживается православного учения. Однако это не мешает ему быть ярко латинским документом по форме, а иногда по содержанию и по духу. Следуя в своем изложении известному римо-католическому катехизису Петра Канизия и почти буквально заимствуя у него целые страницы, особенно в нравственной части, «П. И.» всецело усваивает латинскую схоластическую терминологию, как, например: материя и форма таинства, намерение (intentio) совершающего таинство как условие его действительности, пресуществление (transsubstantiatio), аристотелевское учение о субстанции и акциденциях для объяснения пресуществления, учение о совершении таинств ех ореге орегаФ и т. д. Латинским является учение «П. И.» о «неизгладимой печати» священства, а также учение о том, что душа человеческая каждый раз созидается особым творческим актом Божиим при зачатии человека, так называемый креационизм. «П. И.» считает это учение единственно возможным. Однако у греческих отцов преобладает другая точка зрения на происхождение души, которой придерживается и православное богословие. Во всяком случае, в Православии учение о происхождении души не является догматом. Неудовлетворительно изложено в «П. И.» учение об оправдании верою и делами, с римо-католическим противопоставлением их и с «наемническим» взглядом на дела, учение об епитимии как необходимой части исповеди. Наиболее сильно латинское влияние в нравственной части «П. И.», где появляется неизвестное в православном предании учение о так называемых церковных заповедях, отличных от заповедей Божиих. Впрочем, и здесь «П. И.» старается вложить в латинские формы православное содержание. За немногими исключениями (Василий Великий, Псевдо-Дионисий, Псевдо-Афанасий, бл. Августин), отсутствуют ссылки на святых отцов, что является характерным признаком отрыва от святоотеческой традиции, чувствующегося во всем богословии этого символического памятника. В нем нет богословия искупления, все ограничивается «мозаикой» цитат из Св. Писания и несколькими замечаниями. Обосновано иконопочитание. Как исторический памятник «П. И.» сыграло положительную роль в деле защиты Православия от его врагов в XVII в., но рассматривать его как авторитетный символический текст и источник православного богословского учения не следует.