Пелагианские споры – споры перв. пол. V в. в христианстве, связанные с именем Пелагия, касающиеся вопроса соотношения человеческой воли и Божественной благодати.

По происхождению П. был британцем. Он владел латинским и греческим языком и был начитан как в восточных, так и западных церковных и светских писателях. По своему положению и образу жизни П. был монахом, жившим в миру. С конца IV в. – начала V в. П. долгое время обитал в Риме. Он был дружен с представителями различных знатных фамилий Рима, а также со многими значительными церковными деятелями своего времени, в частности, с бл. Августином и, вероятно, с бл. Иеронимом. Нередко П. проповедовал, давал наставления, обличал испорченность нравов и увещевал христиан вести благочестивую и монашескую жизнь. Основная направленность наставлений П. связана с призывом к самоуглублению и самоисправлению.

До начала споров, связанных с его именем, П. написал три книги о вере в Святую Троицу, различные главы назидательного характера, представляющие собой краткие толкования на различные места из Писания, а также одно из важнейших своих произведений – толкования на послания апостола Павла, в каковых уже имеются высказывания, вокруг которых вскоре возникли споры. Позднее П. написал знаменитое «Послание к Деметриаде» и трактат «О природе».

В своих нравственных увещеваниях П. делал акцент на том, что исправлению человека, восстанию его от греха препятствует характерная для многих людей стремление списывать собственные грехи и страсти на немощь своей природы и, соответственно, рассчитывая на милость Бога, Который знает об удобопреклонности человека ко греху, надеются на снисхождение и прощение Богом грехов без исправления человека. Согласно П., ошибаются и те люди, что рассчитывают на апокатастасис, т. е. спасение всех людей вне зависимости от степени навыка ко греху в человеке, и те, что принимают теорию предопределения, согласно которой поскольку Бог предопределил христианам уверовать, принять крещение и причащаться Христовых Таин, то значит спасение для таких людей гарантировано. Особенно опасным для христиан и вообще для общества, по П., является представление о том, что сама человеческая природа обладает некой наследственной испорченностью (подобное учение разделял в первую очередь бл. Августин), вследствие чего легко может возникнуть мысль о бессильности борьбы против греха. В свою очередь, П. доказывал, что нелепо списывать собственные прегрешения на природу, поскольку в человеческих силах исполнить волю Божию о человеке; заповеди, данные Богом, были даны именно для того, чтобы они исполнялись, ведь Бог не мог дать заповедей, которых невозможно было бы осуществить. В связи с этим П. возвеличивал сотворенную Богом человеческую природу, указывая на ее благость, на то, что ей не свойственно ничто злое, а характерна, наоборот, естественная святость, проявляющаяся, в частности, во внутреннем нравственном законе. Таким образом, при увещевании христиан к благочестивой жизни П. делал том, чтобы показать, на что способна человеческая природа, указать на ее совершенство, с тем, чтобы, имея это в виду, христианин обрел рвение к осуществлению заложенных в его природу Богом благих способностей, что выражается в первую очередь в исполнении заповедей.

Позиция П. быстро стала известной и популярной, однако у нее и появились могущественные противники, среди которых важнейшую роль играли блл. Августин и Иероним Стридонский, а также испанский пресвитер Павел Орозий. К П. присоединился римский аристократ Целестий, который гораздо более активнее и открыто, чем сам П., проповедовал его учение. Целестий делал особый акцент на опровержении идеи наследственной передачи греха Адама. Еще одним соратником и в некотором смысле учителем П. являлся т. н. Руфин-сириец, который познакомил П. с в определенном отношении подобным его взглядам учением знаменитого представителя Антиохийской богословской школы учителем Нестория Феодора Мопсуестийского (осужденного в результате несторианских споров на V Вселенском соборе); в особенности Руфин увлек учением Феодора пелагиевского ученика Целестия. Соответственно, имеются важные точки пересечения между несторианской и пелагианской антропологиями.

Важнейшее пересечение между ними заключается в понимании соотношения греха Адама с греховностью его потомков (то есть всего человечества), а также с вопросом о связи Адамова греха с фактом наличия смерти в человеческом роде (эти темы традиционно осуждались в связи с толкованием Рим. 5, 12). Феодор, П. и пелагиане принимали, что вина за грех Адама лежит только на нем самом и причиной смерти в человеческом роде является не Адамов грех, но либо это есть нечто естественное для человеческой природы и тогда лишь посредством волевого усилия, превосходя свою природу, человек может достичь состояния нетления – в этом состояла позиция Феодора, а вслед за ним Руфина и Целестия, либо смерть есть следствие личных грехов конкретного человека, причиной которых, опять-таки, является свободная воля человека – в этом состояла позиция П. Позиция важнейшего из противников пелагиан, блаж. Августина, состоит в том, что за грех Адама («первородный грех») несут ответственность все его потомки, и именно из-за этого наследуемого греха над человечеством властвует смерть – причем, как телесная, так и духовная: человек вне зависимости от направленности его воли осужден на вечную погибель и только особая милость Божия предопределяет ко спасению того или иного человека. Соответственно, православная позиция, выражаемая на латинском Западе величайшим подвижником и церковным писателем Иоанном Кассианом Римлянином, а на греческом Востоке большинством церковных авторов, состоит в том, что наследуемой вины за грех Адама у его потомков не существует, но тем не менее, смерть перешла на человечество как целое из-за греха Адама. В восточной церковной традиции (включая линию Иоанна Кассиана на Западе, который был к ней близок) не принималось августиновское понимание, согласно которому личное произволение человека не играет роли в деле его спасения – и в этом восточная церковная традиция сходилась с пелагианской, однако в православной восточной традиции несравненно больший акцент, чем у пелагиан, делался на соединении воли человеческой и воли Божественной (синергии) в деле человеческого спасения.

В 412 г. на Карфагенском соборе был осужден Целестий. В частности, ему ставились в вину следующие положения: утверждение о том, что Адам по природе смертен; что грех Адама повредил лишь ему одному; что новорожденные находятся в том состоянии, в каком был Адам до греха; что до воплощения Христа существовали безгрешные люди. Осуждение Целестия в Карфагене не помешало ему впоследствии получить сан пресвитера в Ефесе. Учение самого П. по обвинению, выдвинутому блаж. Иеронимом и Павлом Орозием, было рассмотрено среди Палестинских епископов в 415 г., и П. был оправдан. Однако новый собор в Карфагене, собравшийся в 416 г., распространил осуждение Целестия и на Пелагия; Римский папа Иннокентий I подтвердил этот решение. Несмотря на усилия по оправданию Пелагия и пелагиан, предпринимаемые следующим папой Зосимой, Карфагенская Церковь не отказалась от своего решения и на соборе в 418 гг. оно было признано окончательным; тем не менее несколько итальянских епископов во главе с Юлианом Экланским не признали этого осуждения. Осуждение пелагианства было подтверждено на Востоке на III Вселенском соборе в 431 г.

Литература:

Кремлевский А. История пелагианства и пелагианская доктрина. Казань, 1898.

Мейендорф И., прот. Византийское богословие. Исторические тенденции и доктринальные темы. Минск, 2001.

Bohlin T. Die Theologie des Pelagius und ihre Genesis. Uppsala, 1957.

Ferguson J. Pelagius. Cambridge, 1956.

Krabbendam H. Sovereignty and responsibility: The Pelagian-Augustinian Controversy

in Philosophical and Global Perspective. Bonn, 2002. (Theologisches Lehr- und Studienmaterial, 4).

Rees B.R. Pelagius: A Reluctant Heretic. Suffolk, 1988.