ЗЕМЛЯ — один из общезначимых для вех культур природных символов Универсума. Она наиб. амбивалентна из всех первостихий (огонь, вода, воздух, эфир и т.д.), ибо сочетает в себе представления о косности, грубой инерционности и природном бессознат. материнстве. Она дарует силу, но она же может и отнять ее «мать сыра земля». В греч. мифологии Гея-Хтония (З.) изначальнее таких стихий-символов, как воздух, огонь. В «Теогонии» Гесиода она — одна из первопотенций, в «Ведах» — первое нечто, сгустившееся посреди хаотич. вод, в египет. космогониях — «первобытный холм», прянувший из океана влаги (а также «твердь земная» Библии). Древность ее подчеркнута темнотой, непроницаемостью З. для света (в отличие от воздуха и воды), действительно, она появилась до того как было сказано «Да будет свет!» Недаром именно в земных хтонич. глубинах расположены страны мертвых (греч. αίδης — букв. безвидный). Древность З. подчеркивается ее тайной мудростью, самой глубокой в сравнении с др. стихиями. Однако мудрость эта с трудом поддается свету разума, она тяжело вербализуема и потому высказывается как туманные, двусмысленные оракулы. Порождения З. призрачны и страшны (духи-Керы, Тифон, Ехидна, Хумбаба), но именно она является той субстанцией, в к-рой развертывается Дионисов цикл умирания-возрождения живительных сил природы. З. — носительница «древнего ужаса»; в зороастризме боязнь потревожить ее порождает запрет закапывать умерших. Она холодна, как смерть, однако в то же время З. — ласковая мать-всепреемница, залог будущего возрождения.

Все эти характеристики в известной мере можно отнести и к восприятию З. в рус. культуре. Можно говорить о «почвенности» рус. философии XIX—XX вв., к-рая пыталась связать общемировые проблемы с самобытными российскими реалиями и к-рая породила почвенничество как специфич. идейное течение в рамках отечеств. мысли. Самая важная реалия российской действительности — многомиллионное крестьянство, с к-рым чаще всего и связывалось понятие «русский народ», было необычайно близко к «почвенному», хтонически-древнему, чуть ли не первобытно-наивному пониманию мира. Породившее Разина и Пугачева крестьянство создало также и религ. подвижничество, Левшу, Платона Каратаева. Кабак и церковь — два образа, ставшие для мн. интеллектуалов символами некой трагич. расколотости нар. духа, — в рамках культуры XIX в. осмыслялись как проявление исконной амбивалентности, близости к почве рус. крестьянства. З. для рус. самосознания — и грозное, и страждущее начало. Она — хромоножка, вечно ждущая «князя светлого» («Бесы» Ф. М. Достоевского). С этим связан своеобразный мессианизм рус. мысли: именно на отечеств. почве предполагался последний радикальный шаг к реализации идеи Богочеловечества, т. к. именно здесь существовали самые «чистые» условия для страстного подвига, акта умирания-воскрешения.

Рус. религ. философия проникнута тем же духом. Яркий пример тому — метафизика всеединства, где даже такие «непривлекательные» для европ. сознания понятия, как Хаос, трактовались в мистич. смысле, т. е. хтонически. З. — то самое вечно-женственное, «материальное» (С. Булгаков), что необходимо для полноты и целостности Универсума, она наиб. остро и «странно» переживаемый символ сакрального бытия, ибо связана с тайной божеств. кенозиса.