ИСКУПЛЕНИЕ (απολυτρωσις, λυτρωσις, redemptio) — в христианском вероучении один из важнейших догматов; наряду с Воплощением и Воскресением является краеугольным камнем христианства, которое называют «религией И.». Славянское слово «И.» есть буквальный перевод греческого слова λυτρωσις или απολυτρωσις, означающего освобождение из рабства путем выкупа, и предполагает предшествующее этому действию состояние несвободы. От характера рабства зависит и характер освобождения от него. В Ветхом Завете под И. разумеется чаще всего освобождение народа Божия от политического рабства. Моисей, освободивший евреев от власти египтян, называется «искупителем» (λυτρωτις, Деян. 7: 39). Такими же искупителями были Гедеон (см. Суд. 7), Давид и другие избавители народа Божия от притеснений соседних народов. Их победы над врагами служили прообразами будущего мессианского И. Пророки предсказывают избавление евреев из вавилонского плена, но здесь с избавлением из плена связывается идея высшего И. Израиля не только от земных врагов и притеснителей, но вместе с тем и от внутренних врагов теократии — от грехов народа, за которые он, собственно, и предан в руки внешних врагов. Это И. осуществится, если Ягве как искупитель Израиля (Ис. 41: 14; 44: 6; 48: 17; 49: 7, 26; 54: 5; 60: 16; 63: 9 и др.) придет к Своему народу в лице Мессии (Ис. 59: 20). Этого мессианского И. и ожидали благочестивые израильтяне при наступлении новозаветного времени (Лк. 2: 38; οι προσδεχομενοι λυτρωσιν). В Новом Завете, осуществившем обетования и чаяния Ветхого Завета в Иисусе Христе, понятие «И.» получает чисто нравственный и всеобщий характер. И. определяется здесь как «отпущение грехов» (Еф. 1: 7; Кол. 1: 14). Грех сделал сатану князем этого мира и подчинил человека его власти (Ин. 12: 31; 14: 30; 16: 11; Кол. 1: 13). Эти узы разрешил Христос, отдав Свою кровь (Рим. 3: 25; Еф. 1: 7; Кол. 1: 14; Евр. 9: 12) или Свою жизнь, Свою душу (Мф. 20: 28; Мк. 10: 45) как выкуп за нас (λυτρον, Мф. 20: 28; αντιλυτρον 1 Тим. 2: 6), в силу чего мы освобождены от вины, смерти и власти диавола. Поэтому говорится, что мы куплены или выкуплены Христом (αγοραζειν, εξαγοραζειν 1 Кор. 6: 20; 7, 23; 2 Пет. 2: 1; Откр. 5: 9; Гал. 3: 13; 4: 5). Действенность этого искупления простирается на все времена (αιωνια λυτρωσις Eвp. 9: 12) и на всех (αντιλιτρον υπερ παντοων 1 Тим. 2: 6). Плод его — свобода славы детей Божиих (Рим. 8: 21), и только эта свобода может быть названа истинной свободой (Ин. 8: 36), так как она, спасая человека от осуждения Божия (Рим. 8: 1) и проклятия закона, дает ему право быть сыном Божиим (Гал. 3: 26; Рим. 8: 15), освобожденным от рабства греху (Рим. 6: 14-23), от страха смерти (Евр. 2: 15), от самой смерти (Рим. 6: 23) и от имеющего державу смерти, то есть Диавола (Евр. 2: 14). Эта свобода как внутренняя свобода духа (Рим. 8: 2) осуществляется в этом мире не вполне, так как грех, хотя и лишен своей порабощающей власти, все же живет во плоти человека (Рим. 7: 18) и стремится снова получить господство (Евр. 12: 1), так как телесная смерть еще не уничтожена, так как суета твари и рабство тлению еще существует (Рим. 8: 18), и так как сатана, хотя и осужден (Ин. 16: 11), но еще не связан и не брошен в бездну (Откр. 20: 3) и, как рыкающий лев, ищет, кого поглотить (1 Петр. 5: 8). Поэтому Св. Писание иногда говорит об И. как о будущем событии (Лк. 21: 28; Рим. 8: 23), которое произойдет при втором пришествии Искупителя и дополнит дело первого, присоединив к нравственному искуплению телесное и свободу от всяких уз (Кол. 3: 4).

В катехизисах и учебниках слово «И.» обозначает дело спасения, избавления рода человеческого от греха, проклятия и смерти, совершенное Господом Иисусом Христом Своею жизнью, страданиями, смертью и воскресением. «Вся тайна нашего искупления смертию Иисуса Христа состоит в том, что Он взамен нас уплатил Своею кровию долг и вполне удовлетворил Правде Божией за наши грехи, которого мы сами уплатить были не в состоянии; иначе — взамен нас исполнил и потерпел все, что только требовалось для отпущения наших грехов» (Митр. Макарий (Булгаков). Православно-догматическое богословие. СПб., 1883. Т. 2. С. 148). «Господь Иисус Своими страданиями и смертию принес за нас Правде Божией плату, не только совершенно полную и удовлетворительную за долг наш, но и преизбыточествующую, и таким образом не только искупил нас от греха, но и приобрел нам вечные блага» (Там же). Учение об искуплении — раздел богословия, называемого наукой о спасении — «сотериологией». Если другие части догматического богословия: триадология, христология — достаточно развиты, то православная сотериология еще ждет своего изъяснения. Она критически относится к западным школам (как католической, так и протестантской), но требует такого истолкования, в котором было бы отражение опытно постигаемой тайны Спасения. Со времен первоапостольской общины Церковь пытается выразить и описать тайну спасения, дарованного нам крестной смертью Христовой. Для этого необходимы слова, образы, которые нам понятны и взяты из нашей повседневной жизни, искаженной последствиями грехопадения. Такие понятия, как усыновление, примирение, выкуп, искупление, оправдание, имеют, однако, некоторый юридический фон, поскольку связаны с деловыми отношениями, с понятиями индивидуального успеха. Церковь же, напротив, описывает этими терминами жертвенную любовь Бога к человеку, восстановление живительной для твари связи с нетварным бытием, отказ от индивидуализма, возобновление жизни как единения в любви. Многое в нашем понимании зависит от способа интерпретации этих образов: рассматриваем ли мы их с позиций нашего повседневного опыта или же в перспективе церковного понимания. Согласно юридической интерпретации библейских образов, а именно «выкупа», принесенного Христом на кресте ради «искупления» людей из рабства греха и смерти, первородный грех есть нарушение и преступление «справедливого порядка», установленного Богом, и, следовательно, представляет собой оскорбление Божественного величия. Бесконечное величие и справедливость Бога требуют и бесконечного искупления совершенного против Божества преступления. Однако конечность человеческого существа не позволяет ему выполнить условие бесконечного искупления, даже если все человечество в целом будет принесено в жертву ради удовлетворения Божественной справедливости. Вот почему Сам Бог в лице Своего Сына берется принести безмерный выкуп, дабы справедливость была удовлетворена. Христос был осужден на крестную смерть вместо грешного человечества, чтобы открыть ему доступ к благодати. Эта интерпретация связана с именами Тертуллиана, Августина, Ансельма Кентерберийского и Фомы Аквинского и нашла себе признание как официальное учение Римо-Католической церкви на Тридентском соборе (1545-1563). В более позднем учении, развитом Лютером и Кальвином, речь идет уже не только о Божественной справедливости, но и о гневе Божием, который смогла утолить лишь смерть Христа на кресте. Эта теория породила неисчислимое множество искажений церковной веры. В таком понимании свобода Божественной любви оказывается подчиненной жесткой необходимости свирепого эгоцентрического «правосудия», требующего удовлетворения. Бог Церкви, Отец и «возлюбленный» человеческой души, превращается в неумолимого и грозного судию, наслаждающегося (по мнению Августина) зрелищем страданий грешников в Аду. Схема «виновность — искупление — оправдание» есть выражение особенностей человеческой психики, упорно держащейся за индивидуалистическое понимание бытия и пытающейся избавиться от смерти благодаря собственным заслугам. В результате заслуги приобретают вынужденный характер, как меновой эквивалент некоего трансцендентного «выкупа». При подобном подходе сама Церковь превращается в морализаторскую религию, призванную обеспечить устойчивость бытия отдельного индивидуума. Крест Христов перестает воплощать и являть нам Радостную Весть о спасении. Однако крест обратился в преимущественный символ Церкви, видимый знак христианской веры не только как напоминание о Страстях Господних, ценою которых был умилостивлен гнев Божий. Христиане осеняют себя крестным знамением, выражая таким образом добровольный отказ от индивидуальной самодостаточности и жертвенное предание своей жизни в руки Отца и Бога. «Все чувственные вещи должны пройти через крест,— пишет св. Максим Исповедник,— и все умопостигаемые вещи должны пройти через погребение». Все явления жизни, все доступное нашему индивидуальному чувственному восприятию и столь же индивидуальному теоретическому познанию, все, чем мы обладаем (как нам кажется) в силу наших собственных способностей,— все это должно быть распято и погребено, предано смерти как твердыня нашей эгоистической самоуверенности, дабы стать единением и самоотдачей в любви. Вот почему христиане крестятся не только во время молитвы, но «перед всяким делом», осеняя крестным знамением «хлеб, который собираются вкушать, и чашу, из которой собираются пить; входя в дом и выходя из дома. ложась спать и пробуждаясь». Каждое обстоятельство, каждое явление повседневности отмечены знаком живительной смерти, знаком покорности Отчей воле, то есть воле самой жизни. В самом деле, крест — это не просто сентиментальное или морально-педагогическое напоминание о событиях прошлого, но символ и знак приятия образа бытия Христова, который есть жизнь. Поэтому крест как проявление жизни, той жизни, на которой зиждется Церковь и упование верующих, неслучайно ставится на могилах усопших, удостоверяя таким образом вхождение их в «Царство живых».

В русском богословии, однако, можно найти влияние юридической интерпретации как в католическом варианте (св. митрополит Московский Филарет), так и в лютеранском (архиеп. Феофан Прокопович). В Катехизисе, например, мы читаем: «Его вольное страдание и крестная смерть за нас, будучи бесконечной цены и достоинства как смерть безгрешного и Богочеловека, есть и совершенное удовлетворение правосудию Божию, осудившему нас за грех на смерть, и безмерная заслуга, приобретшая Ему право, без оскорбления правосудия, подавать нам, грешным, прощение грехов и благодать для победы над грехом и смертию» (Пространный христианский катехизис. Ч. 1: «О вере». Член 4).

О неприемлемости для Православия юридических категорий ярко писал А. С. Хомяков, в равной степени отвергнув как римо-католические, так и протестантские выводы-следствия из юридического понимания. Особенно жесткой критике Хомяков подверг господствовавшее в Римо-Католической церкви учение о заслугах (merita). Он считал юридизм ответственным за дух «утилитарного рационализма». Однако ни Хомяков, ни последующие критики юридизма: прот. Павел Светлов (весьма значительный богослов среди представителей новых концепций в сотериологии, считавший, что юридическое понимание искупления есть «самый опасный источник и сильнейшая опора заблуждений рационализма»), ни проф. МДА Михаил Тареев (резкий критик традиционного юридизма: «Бог не нуждается в примирении, потому что Он есть сама любовь, но тем не менее человеку необходимо примириться с Богом и со своей собственной несчастной совестью»), ни сторонник нравственной теории искупления Митрополит Антоний (Храповицкий), ни святейш. Патриарх Сергий (Страгородский) (категорически отвергавший все юридические представления, поскольку Бог, по его мнению, неизменен, а изменяться должен только человек) — никто из них не разработал вполне проблематики искупительного значения Креста Христова и Его Воскресения.

Не прибегая к идеям о заместительности (страданий Христовых), искупительное значение Воскресения выявляет прот. Георгий Флоровский. Категории жизни и смертности человека важнее для него, чем понятия вины и отпущения грехов. Согласно Флоровскому, человек достигает жизни тем, что направляет свою свободу на Бога, так что от свободы произвола восходит к истинной внутренней свободе. Этой свободы человек достигает в συνεργεια, во взаимном действовании с Божественной благодатью. Συνεργεια (взаимное действование Бога и человека) представляет собой центральное понятие восточно-православной и святоотеческой сотериологии. Для его правильного понимания важно помнить, что восточно-православное богословское мышление в целом меньше ориентируется на начало искупительного пути, на обращение (ко Христу) и на оправдание грешника, чем на совершенствование, освящение и обожение человека. «Синергия» поэтому — это не со-участие в оправдании только. Это понятие охватывает участие во всем процессе искупления, оправдания, освящения и обожения, а этот процесс православный богослов возводит опять-таки единственно к Божественной благодати. Этот процесс лишь постольку понимается как со-участие, поскольку человек обращается к Богу по своему побуждению. Его призывают и побуждают к такому поступку, но человек может и отказаться. «Дело спасения в реальности исполняется (одним) Богом, но человек призван к тому, чтобы со-участвовать в этом спасительном усилии. Ибо спасение состоит как раз в спасении свободы, которая в первородном грехе деградировала до свободы выбора между добром и злом». Та свобода, которая вновь даруется человеку в искуплении, согласно о. Георгию Флоровскому, есть, напротив, не свобода выбора, но «прекращение согрешений через отказ от себя самого и самоограничение», «отвращение» от себя и обращение к Богу. Поэтому свобода и зависимость от Бога возрастают в равной мере. Свободные деяния человека — это не его заслуга, а проявления той свободы, которая дарована благодатью Божией. «Самое главное в проявлении благодати — это “дыхание” Духа. Душа и вся природа человека освящаются, и не силой добрых дел, а силой благодати». Этому подчеркиванию действования Божия в синергии соответствует также сказанное о. Павлом Флоренским: «Любить невидимого Бога — это значит пассивно открывать перед Ним свое сердце и ждать Его активного откровения так, чтобы в сердце нисходила энергия Божественной любви: «Причина любви к Богу есть Бог. Саша diligendi Deum Deus est»,— говорит Бернар Клервосский» (Флоренский П. Столп и утверждение Истины).

Наряду с понятием «синергии» для православного учения об И. центральным является понятие θεωσις^ (обожения). Учение об обожении кратко выражено в известных словах св. Афанасия Александрийского: «Божие Слово. вочеловечилось, чтобы мы обожились». Следовательно, согласно Афанасию, обожение есть цель вочеловечения Бога в Христе. Оно тем самым есть одновременно цель и смысл человеческого бытия. Соответственно пишет и о. Георгий Флоровский: «Во Христе, в Богочеловеке смысл человеческого бытия не только дан в откровении, но и осуществлен». Человек не может стать Богом. «Святые отцы мыслили в “личностных” категориях, и в этом месте имелась в виду тайна личной общности (с Богом). Θεωσις означает личную встречу. Обожение есть внутренняя встреча человека с Богом, в которой все человеческое бытие, так сказать, как в половодье, наполняется Божественным присутствием» (Флоровский. Св. Григорий Палама.). Обожение есть «соучастие в Божественной жизни Пресвятой Троицы» (Лосский). Тринитарному богословию придается в православном богословии первостепенное значение. Различие между Богом и человеком, между Творцом и творением не снимается, так как обожение совершается по благодати, а не по природе. «Соединение, к которому мы призваны, не есть ни соединение ипостасное, как для человеческой природы Христа, ни соединение сущностное, как для Трех Лиц Пресвятой Троицы. Это соединение с Богом в Его энергиях, или соединение по благодати, «причащающей» нас Божественному естеству без того, чтобы наше естество стало от этого естеством Божественным. По учению св. Максима Исповедника, в состоянии обожения мы по благодати, то есть посредством Божественных энергий, обладаем всем тем, чем обладает Бог по Своей природе, кроме тождества с Его природой. Становясь богами по благодати, мы остаемся тварными, так же как Христос, став человеком по воплощению, оставался Богом» (Мистическое богословие). В литургической поэзии упоминание об «обожении» встречается, среди прочего, в каноне на Великий Четверг. В уста Христу вложены слова: «Якоже бо Бог с вами, боги, буду». И неслучайно эти слова представлены в контексте Страстей Христовых — как предвосхищение жизни будущего века, начавшейся с Воскресения Христа, а оно, в свой черед, берет себе начало от Его нисхождения во ад. «Сошествие во ад,— пишет о. Георгий Флоровский,— есть обнаружение жизни среди безнадежности смерти. Это есть победа над смертью». Вот почему икона Воскресения, представляющая собой Сошествие во ад, и есть, собственно, икона Искупления. Христос берет за руку Адама, человека, и спасительным рывком выводит его к свету.