СМЫСЛ — одна из важнейших категорий ряда систем русской религиозной философии (РРФ), используемая для выражения активности Духа (Божьего или человеческого) в бытии; более точно — это Дух в сфере идеального, духовно целостный разум, духовно насыщенная мысль. С определенной долей уверенности РРФ в целом по типу мышления можно назвать метафизикой в смыслах в отличие от классической европейской метафизики в понятиях. Фундаментальность категории С. в русском религиозном идеализме можно рассматривать как своего рода транскрипцию зна­чительности этого термина в национальном менталитете, когда С. переживается как нечто абсолютное в жизни человека, как «момент Истины» в его судьбе (С. жизни, любви, встречи, смерти и т. п.).

В отличие от постклассической европейской философии, где понятие С. тракту­ется главным образом гносеологически (или культурологически), в русской религи­озной метафизике прочитывается целостная — онтологическая, гносеологическая, антрополого-этическая его интерпретация. В онтологии категория С. дополняет понятия сущности, идеи, закона, цели, которые используются в классической мета­физике для характеристики отношения Абсолют—Мир. В рамках последней С, как правило, синоним перечисленных терминов. В русском религиозном идеализме (ме­тафизика всеединства, трансцендентно-монистическая философия, Н. Бердяев) оче­видна тенденция толковать Абсолют как Дух, по отношению к которому Единое, Разум, Бытие суть предикаты, явления. (К Вл. Соловьеву восходит понятие Сущего — абсолютного Субъекта, трансцендентно-имманентного творимым Им сущностям и явлениям.) С. выступает как категория, конкретизирующая отношения духовно по­нимаемого Абсолюта и онтологически нижестоящей сферы его идеальных проявле­ний, и позволяет интерпретировать понятия классической метафизики в горизонте религиозных категорий. Понятия идеи, сущности, закона обычно выражают отно­шение к Абсолюту как к объективно-сверхличностной основе, или первопричине, бытия, а понятие С., напротив, акцентирует это отношение как остро личностное (межличностное, субъект-субъектное). В этом плане С. является антропологизированным философским эквивалентом богословских понятий замысла и промысла Божьего о мире.

С. образуется при общении субъектов, в данном отношении он реальность сколь тварная, столь и творческая. Идея, сущность, закон бытия в их онтологическом понимании, предлагаемом классическим объективным идеализмом, «уже» (точнее, всегда и вечно) есть; С. же творится, он — событие на грани бытия и ничто. С. явления или события при этом может как совпадать с их сущностью или законом, так и не совпадать и более того — приводить к преобразованию последних. (В такой интерпретации С. сходен с «идеями-волениями» восточных отцов Церкви, «энерги­ями» исихастов.) Идея, закон, сущность традиционно трактуются в философии как определенность (правило); С— определенность, соединенная с потенцией ее пре­ображения, мысль, которая всегда больше самой себя (ср. интерпретацию символа П. Флоренским как бытия, которое всегда больше самого себя). С. есть возможность большего С. и в этом аспекте — духовно-динамическое начало бытия. Можно сказать, что в нем Логос мира возрастает, наращивается «степень энергийности» божествен­ной любви к тварному бытию, а тварного бытия — к своей нетварной первооснове.

Динамика С. и динамика материи различаются так же, как динамика света и хаоса, т. е. как свобода, воля, благодать, творчество, с одной стороны, и стихийность, чувственность, страстность, изменчивость — с другой. С— связующее звено между Богом и миром: по своей сущности (и по бытию) мир — вне Бога и Бог — вне мира, который Он сотворил как реальность, сущностно Себе инородную; по С. (замыслу и промыслу) Бог — в мире, а мир (через Слово-Логос) — в Боге; отсутствие С, иными словами, бессмысленность жизни есть онтологическая богооставленность твари, т. е. ее смерть — духовная, нравственная или физическая.

С. часто служит синонимом цели, однако цель — это категория, скорее, филосо­фии истории, С. же — историософии. Различие этих понятий акцентируется у Бер­дяева: цели истории формируются и достигаются внутри ее, С. истории творится и открывается в ней, однако лежит за ее пределами; описание целей истории есть ее феноменология, открытие ее С— ноуменология.

В гносеологии мышление в С. выступает как дополнение (и отчасти антитеза) к способу философствования, типичному для классического европейского рациона­лизма (в понятиях), и представляет собой развитие православной традиции умозрения в символах с учетом критики форм мышления и их диалектической разработки в немецкой классической философии. Как форма знания, ориентированная на бесконечность (С. — дифференциал и интеграл многих конечных значений явления), С. аналогичен понятию (в гегелевской его трактовке), но отличается от него по ряду оснований. Понятие выражает всеобщее, С. — уникальное (словосочетание «всеоб­щий С.» говорит о переносе некоего универсального содержания в план отношения к личностно понимаемому и переживаемому Абсолюту). Понятие есть деятельность разума, включающая в себя интеллектуальную интуицию; открытие С. — это событие внутри познающего духа, предполагающее интуицию мистическую или экзистенци­альную. Понятие по содержанию тотально отрефлектировано и по форме система­тично (замкнуто). С. «не терпит дальнейшей рефлексии», являясь в этом качестве открытым, поскольку уходит своей ноуменальной (непроявленной) стороной в без­донность и таинственность Абсолюта.

В РРФ понятие — одна из форм выражения С., причем ее возможности оцени­вались различными мыслителями по-разному. Как остроличностное знание С. ана­логичен экзистенциалу, элемент нерационализируемости в нем сближает его с ме­тафорой, аллегорией, мифологемой. Поскольку РРФ не замыкается на парадигмах «человек — культура», «человек — бытие», «субъект — объект», а прорывается в сферу «человек — Бог», мышление в С. более всего сходно с познанием через символ в православном его понимании (в РРФ символ и С. часто служат синонимами); отличие же их можно обозначить как отличие форм духовного опыта: конкретность С. ду­ховно-интеллектуальная, символа — чувственно-духовная. С. имеет двойственную природу: с одной стороны, он открывается познающему субъекту, с другой — его объективно «нет». С. сотворяется в процессе бого- и самопознания (отсюда — часто используемый термин «теургия»). Как познавательное творчество и творческое по­знание С. может воплотиться в качестве смыслообраза. Тенденция к мышлению в С. позволяет оценить русский религиозный идеализм в его отношении к новоев­ропейской философии как своего рода «критику чистого разума», которая прово­дится, однако, не изнутри его самого (немецкий классический идеализм), не с по­зиций материализма (Фейербах, Маркс), иррационализма (философия жизни, экзи­стенциализм) или рациональности нового типа (феноменология, структурализм), но с точки зрения духовно-целостного разума. Мышление истинно тогда, когда Истина открывается в личном религиозном опыте — как Истина Сердца.

В антропологии С. можно определить как интеллектуальную форму духовного опыта — сосредоточения вечности, истории и жизни отдельного человека в непо­вторимой точке его мысли; познание С. требует от познающего его переживания как события своей личной духовной судьбы.

Онтологическая трактовка С. позволяет оценить понятие «осмысление» в значе­нии познания и самопознания, в которых происходит творческое преображение познающего субъекта (отличив его от осознания, понимания, интерпретации и т. д.), как философский эквивалент православной идеи обожения.

Д. Бурлака

Вестник РХГИ № 2/ 1998. С. 193-195